Этик: Никто не имеет морального права заставлять людей убивать.

Профессор Мирослав Рутковский из Института философии и когнитивных наук Щецинского университета в интервью Польскому информационному агентству (PAP) анализирует, существует ли моральное обязательство защищать родину, в какой степени правительство может требовать «жертв» от граждан, и отмечает, что войны возникают не из-за общества, а из-за политиков. Он также комментирует результаты опроса IBRiS, проведённого по заказу Радио ZET, который показывает, что 49,1% респондентов не пошли бы добровольно защищать страну, если бы возникла угроза войны. 54% мужчин и 33% женщин заявили о своей готовности сражаться.
Профессор Рутковски отмечает, что молодое поколение по-разному понимает понятие «родина», отчасти потому, что у них есть возможность жить, учиться и работать в разных местах Европы и мира.
Польское информационное агентство : Обязаны ли мы защищать свою Родину?
Доктор наук, профессор, США Мирослав Рутковски : Так это определяется правовыми нормами, но с этической точки зрения это не так очевидно. Существует ли вообще такое моральное обязательство? Имеет ли кто-либо право налагать на нас такое обязательство? Здесь отсутствует та же ясность, что и в правовых системах, поскольку должно быть объективное обоснование обязательства человека умереть или пожертвовать своим здоровьем ради своей страны. Некоторые считают, что одной из причин такого обязательства может быть то, что мы должны вернуть долг своей стране.
ПАП: Потому что наша родина дала нам образование, обеспечила наше процветание и заботится о нас на протяжении всей нашей жизни…
МР: Да, но это чисто политические лозунги. Мы сами получили образование, с помощью родителей и учителей. Конечно, для этого была создана определённая инфраструктура и система образования, но всё это делалось на наши собственные деньги, на наш труд и налоги. С этической точки зрения можно было бы предположить, что нет обязанности защищать свою страну, которая подразумевала бы жертву жизнью.
Конечно, у гражданина есть определённые моральные обязательства перед своей страной, но они не могут быть настолько «великими», чтобы их выполнение потребовало жертвовать здоровьем или жизнью. С юридической точки зрения ситуация совершенно иная: власть имущие могут в одночасье навязать гражданам такие обязательства. Этика не может быть изменена подобным образом. Моральные ценности метафизичны по своей природе и не подчиняются политическим интересам в той же степени, что и право. Поэтому даже в трудные для родины времена можно усомниться в существовании обязанности пожертвовать жизнью ради её защиты. Полагаю, мало кто будет возражать против обязательств, требующих меньших жертв.
ПАП: То есть было бы приемлемо, если бы правительство в исключительных обстоятельствах ожидало, что каждый гражданин внесет, например, 1000 злотых на оборону?
МР: Вероятно, да. То есть, мы могли бы потребовать от граждан нести определённые расходы, но они должны быть в определённых пределах. Мы не будем устанавливать эти пределы в ходе этого разговора. Конечно, это не может быть бесконечной жертвой или бесконечными затратами. А жертва жизнью или здоровьем — это именно это.
ПАП: То есть не стоит удивляться, что 49 процентов поляков признались: «Я не хочу воевать за свою страну», а в возрастной группе 18–29 лет этот процент достиг 69 процентов?
МР: Мы не знаем методологии этого исследования, размера выборки и формулировки вопросов. Если бы вы спросили меня, хочу ли я защищать свою страну, я бы ответил «да», но определённо не так, как, например, французы защищались от немцев под Верденом. Я бы не хотел, чтобы мне дали винтовку и военную форму, отправили на фронт и приказали убить как можно больше людей, считающихся врагами моей страны. Я также не хотел бы стать пушечным мясом. Думаю, мало кто бы так ответил. Если участники опроса поняли вопрос именно так, неудивительно, что они дали именно такие ответы.
Я думаю, что одно из решений обсуждаемых нами проблем заключается в том, что войны сегодня ведутся по-другому. Количество солдат уже не имеет такого значения, как сто, двести или триста лет назад. Сегодня враждебные государства воюют, используя современные технологии. К ним относятся самолёты, беспилотники, крылатые ракеты. Мы видим, как выглядит война на Украине. В будущем значение так называемых солдат-срочников уменьшится. Поэтому я считаю, что даже если некоторые поляки откажутся участвовать в войне, это не обязательно окажет решающее влияние на её исход.
ПАП: Но не думаете ли вы, что в поколениях наших отцов и дедов преобладали разные взгляды?
МР: В прошлом понятие родины имело иное значение и имело иную ценность. Родина когда-то означала место, где человек родился, прожил всю свою жизнь и умер. Они редко покидали это место. У наших бабушек и дедушек и прадедушек не было возможности путешествовать, или их возможности были сильно ограничены. Они были глубоко связаны с землёй, на которой жили, поэтому были готовы защищать её до конца.
Сегодня эта привязанность не так сильна и не вызывает таких сильных эмоций. Посмотрите на молодых людей, моих учеников. Они могут в любой момент сесть в самолёт или машину, отправиться в любую точку мира и продолжить там свою жизнь. Недавно я читал, что в этом году мировые авиалинии перевезут около 10 миллиардов пассажиров. Это означает, что теперь практически каждый может легко менять своё местонахождение на земном шаре, и делает это в соответствии со своими желаниями и интересами. Об этом редко говорят, но 20 миллионов человек польского происхождения живут за пределами нашей страны. Почему они остаются за пределами родины?
ПАП : Значительная часть из них являются потомками тех, кто эмигрировал, был выслан или сослан в XIX или XX веке.
МР : Несколько миллионов — это современные эмигранты. Некоторые могут вернуться, но нынешние студенты и старшеклассники тоже уедут. Отдали бы они жизнь за место, где живут сейчас? Думаю, с этим покончено. Само понятие родины обесценилось. Родина больше не то место, к которому мы так глубоко привязаны или к которому испытываем такую сильную привязанность, что готовы пожертвовать жизнью ради её защиты.
ПАП : В последние годы наблюдается сдвиг в сторону консервативных ценностей, даже среди молодёжи. Они интересуются историей, посещают курсы военной формы, участвуют в юбилейных мероприятиях и носят так называемую патриотическую одежду.
МР : Каждому нужно что-то, что он может назвать домом. Это одна из причин, по которой мы хотим отождествлять себя с обществом и иметь свою родину. Но готовы ли мы пожертвовать ради этого жизнью? Думаю, некоторые из тех, кто марширует под бело-красными флагами, тоже эмигрировали бы в случае угрозы или войны.
ПАП : Миф о польском патриотическом герое, культивируемый в литературе и кино, уже исчез?
МР : Я думаю, что процессы глобализации сильнее. Они размывают эти старые идеи, в частности, защиту родины, героизм – или, возможно, «героизм». Литература также показывает нам тщетность борьбы за свою страну. Только что прочитал роман Эриха Марии Ремарка «На Западном фронте без перемен». Молодые немцы идут на фронт, желая стать героями и защищать свою родину. Ремарк показывает, что на войне нет места героизму и патриотизму. Я считаю, что это верное мнение.
ПАП : Каков может быть предел жертвенности для сегодняшних 20- и 30-летних?
МР : Если бы в вопросе об участии в потенциальной войне, например, уточнялось, что речь идёт о какой-то вспомогательной службе, думаю, большинство ответило бы: «Хорошо». Но если бы респонденты имели в виду битву при Вердене или битву на Сомме, где погибло более миллиона человек, сначала заколов друг друга штыками, а затем выстрелив друг другу в голову с близкого расстояния, они бы ответили категорично «нет». Этика не позволяет государственным органам эксплуатировать людей подобным образом. Однако государственные органы могут применять такой закон, и он будет обязательным для граждан. Важно помнить, что справедливым является только закон, соответствующий этике. Закон, не имеющий такой моральной санкции, может всё ещё действовать, но это несправедливый закон, подпадающий под действие гражданского неповиновения.
ПАП : Справедливо ли, что одни идут на фронт, а другие остаются в убежищах или, в случае опасности, отправляются в дальние страны? Лидеры раньше буквально руководили, сами были на передовой.
МР : Образно говоря, лидер ехал во главе. Это давало гражданам уверенность в том, что в трудные для страны времена лидер будет стоять с ними плечом к плечу. Сегодня от них ждут, что они пойдут на войну и умрут за свою страну, но никто не знает, где находятся те, кто начал эту войну. Их точно нет на поле боя. Именно поэтому современная молодёжь не готова идти на жертвы. Она слишком умна, чтобы позволить так наивно эксплуатировать себя.
Обычный гражданин не играет никакой роли в принятии решения о начале войны; он не начинает войны. Однако его можно отправить на поле боя, и он станет жертвой. Вооружённые конфликты развязывают политики. Они принимают решения, но когда война уже развязана, они обычно находятся далеко от линии фронта. Однако мы, как граждане, можем сказать: это не наша война. Мы не видим достаточных оснований для начала сражений или войн. То или иное произошло, но это не повод для убийства, это не повод убивать друг друга. Я не буду в этом участвовать.
ПАП : Моральное суждение ясно, но какое решение вынесет военный суд?
МР : Конечно, юридические последствия могут быть очень суровыми. Но с моральной точки зрения гражданин имеет право занимать такую позицию.
ПАП : Однако есть битвы, которые неизбежны и справедливы.
МР : Если кто-то ворвался в ваш дом и без причины попытался убить членов вашей семьи – ваших детей, вашу жену – мы обязаны защитить их. Даже убив нападавшего. И если бы мы применили эту ситуацию к войнам, я думаю, люди оказались бы на высоте. Каждый должен что-то сделать. Невыполнение этого было бы морально предосудительно. Если кто-то нападает на нас без причины, если люди вокруг нас погибают или получают ранения, то наш моральный долг – защитить их.
Томаш Мацеевский (ППП)
tma/ bar/ mhr/
naukawpolsce.pl




