Моя бессонная ночь с самым легендарным фотографом рок-н-ролла
«У меня есть скотч старше тебя!»
Именно так сказал мне Джим Маршалл однажды за ужином, когда у меня был свободный вечер на гастролях в Сан-Франциско. Тогда я не понимал механику времени; никто из двадцатилетних её не понимает. Забудьте о виски; у Джима были фотографии старше меня, и позже тем же вечером я оказывался у него дома, корпя над длинными плоскими металлическими ящиками с неподписанными отпечатками без рам. Когда я показывал ему каждый понравившийся мне снимок, он рассказывал мне о нём всё. «Это старый снимок Kodak, которого больше нет», — сказал он, имея в виду прекрасный снимок Отиса Реддинга, сделанный им на поп-фестивале в Монтерее. Химическая эмульсия, которая давала самые великолепные, яркие цвета, которые я когда-либо видел на фотографии, с тех пор была запрещена Агентством по охране окружающей среды (EPA) из-за экологических и медицинских проблем. Это делало мои работы ещё более рок-н-ролльными, чем они были раньше; это были нелегальные работы, реликвии тех беззаботных времён, которые прошли. И это заставляло меня ещё больше их желать.
Джим продолжал сетовать на уходящее время; он сказал мне, что фотографирование музыкантов стало для него чем-то, что сковывало его. Фотография Дженис Джоплин, которую я держал в руках, напомнила ему о том, как он имел к ней неограниченный и беззащитный доступ. Он знал, что сейчас невозможно сфотографировать певицу, лежащую на диване с бутылкой «Southern Comfort» в руке. Теперь именно пиарщики мешали волшебству свершиться. «Сейчас у тебя есть тридцать минут с артистом, и тебя уводят», — сказал Джим. Он знал, что больше не получится сделать такие фотографии. И я тоже.
К концу вечера у меня накопилась стопка фотографий, которые я показывал ему по одной, пока он записывал номера карандашом на небольшом листке бумаги. Так Джим вёл дела. Не было ни директора галереи, ни посредника. Он расписывался на каждой фотографии прямо передо мной, рядом с номером тиража, который уже был написан.
Там были Cream, стоически стоявшие вместе, намекая на внутреннее напряжение, присущее всем трио. Там был Джон Колтрейн, напечатанный платиновым химическим способом, глубоко задумавшийся, приложив руку к лицу. Самым трогательным для меня стал другой снимок Колтрейна, стоящего на рассвете во дворе своего дома в штате Нью-Йорк. Там был и Джими Хендрикс на Монтерейском поп-фестивале, указывающий в камеру с широко открытыми глазами, узнавший Джима и играющий прямо для него. Там были Телониус Монк, Майлз Дэвис и Билл Эванс. Мне очень понравилось, что Джим сделал лучшие фотографии джазовых музыкантов, хотя их несколько затмила его работа с более известными поп- и рок-музыкантами того времени.
Джим пришёл на мой концерт следующим вечером. Зная, как смена караула повлияла на его энтузиазм к фотографии, я предоставил ему доступ, который, по его словам, давно угас. Я так рад, что сделал это. У меня дома, рядом с этими классическими фотографиями, о которых я упоминал, висит фотография, где я играю на сцене на гитаре – мальчишка с детским лицом, который был моложе, чем скотч в его баре. Плёнка была новее, и процесс проявки был немного ровнее. Но в остальном – классический Джим Маршалл.
Знакомство с Джимом Маршаллом означало общение с артистом, которого сейчас так не хватает: с человеком, который всюду носил с собой свою потрёпанную «Лейку», даже на ужин, где она стояла на столе, словно верный спутник. Он посвятил свою жизнь тому, чтобы запечатлеть сущность музыкантов, и после его смерти я ловлю себя на мысли, что обращаюсь к сути того, кем он был: выдающимся артистом, ничем не отличавшимся от рок-звёзд, которых он увековечил. Я никогда не забуду его невероятную самоуверенность, его отвращение к ерунде и его любовь к честности и прямоте. На каждой фотографии, сделанной им с бессмертной иконой рок-н-ролла, был другой, которого вы могли не заметить, — тот, кто держал камеру.
Отрывок из книги Джима Маршалла «Grateful Dead: фотографии и истории из становления группы, 1966–1977» Амелия Дэвис и Дэвид Ганс, © 2025. Издательство Chronicle Books. Фотографии © Джим Маршалл.
esquire
